След журавля 2

Причудливы превратности судьбы. Кажется, что именно они на­кладывают свой особый отпечаток на жизнь человеческую, но это только на первый взгляд так кажется. Проходит время, и видишь, что случайное оказывается логически закономерным, естественно вытека­ющим из характера и поступков человека, его волевых и творческих импульсов.

Тюмень не хотела подчиненности через Омск, и вскоре органи­зовывает уже свое, Тюменское управление Уралмонтажавтоматики. Коваленко работает в должности заместителя. Позднее переезжает в Нижневартовск, на место своего нового назначения, где становит­ся сначала заместителем, а потом начальником вновь созданного при управлении участка.

Было непросто, как непросто бывает при организации нового дела - строительство, кадры, забота об организации быта, обо всем должна была болеть голова, а еще - учеба, потому как он учился заочно в мон­тажном техникуме.

- Приходилось крутиться, - говорит Борис Иванович, - приходи­лось беречь не только часы, но и минуты, поскольку и те, и другие были на учете. У меня была служебная машина, 21-я Волга, моя па­лочка-выручалочка: садишься, бывало, вечером после круговерти на объекте, и едешь в Свердловск, сдавать экзамены. Днем сдашь, а вече­ром возвращаешься, чтобы утром быть на работе... Напряженное было время, но и интересное…

Коваленко сознается, что его манили новые места не в силу ка­кого-то там романтизма, а хотелось на деле посмотреть - на что ты способен. Нижневартовск этой цели соответствовал.

В народнохозяйственном отношении Нижневартовский участок был важным объектом: строились нефтеперекачивающие станции, газоперерабатывающие заводы для попутного газа. Все эти объекты по своему значению были важными, а в общей панораме строительства оказались слабым звеном. Надо было срочно вырывать стройку из завальных дел, спасать, тем более что все объекты были директивными и контролировались Советом министров и ЦК КПСС.

С удивительной бережностью, очень тепло и благодарно говорит Борис Иванович о людях, своих соратниках и единомышленниках, ко­торые поехали с ним. О тех, кого позвал за собою, чтобы строить. Он много говорит о коллегах, старательно скрывая тем самым, как свой­ственно деликатному, умному, мудрому руководителю и просто чест­ному и добропорядочному человеку, свои заслуги и значение. Интерес­но наблюдать, как он ищет слова и фразы, чтобы не выпячивать себя, а приподнять роль других.

- Ну, да, - слегка посмеиваясь, говорит он, - мы приехали, и в те­чение буквально полутора лет... так сложились обстоятельства, что со мной приехали мои друзья, мои бригадиры, по сути дела, те надежные люди, с которыми я начинал работать на тюменском Севере, и мы все вместе, дружно, так сказать, этот участок поставили на ноги. Да, нам удалось - участок стал успешно работать, справляясь со всеми задача­ми, которые стояли в то время перед газоперерабатывающей промыш­ленностью.

Естественно, что Коваленко заметили, и заметили его люди со смежного главка, оценив организаторские способности и професси­ональные качества. И уже через некоторое время Бориса Ивановича приглашают на должность начальника управления Сибэлектромонтаж, в одно из подразделений «Главэлектромонтаж», который входил в систему Минмонтажспецстроя. В управлении Сибэлектромонтаж он проработал почти семь лет, а потом министерством было принято ре­шение создать на базе этого управления, вернее, на базе трех управле­ний - Тюменского, Тобольского и Нижневартовского, новое управле­ние, более крупное, которое также относилось к Сибэлектромонтажу. Коваленко его возглавил.

Шло время. Существующие объекты уже не могли обеспечить растущие потребности нефтеперерабатывающей промышленности и высшими инстанциями принимается решение - на базе трех монтаж­ных управлений создать трест «Обьэлектромонтаж», возглавить кото­рый было предложено Борису Ивановичу Коваленко, человеку сильной воли, прекрасному специалисту и организатору, не умеющему идти на компромиссы и поступаться принципами, когда дело касалось интере­сов его профессии.

Новое дело - новые люди? И так, и не так. Костяком его команды остаются все те же проверенные, опытные и надежные люди, на кото­рых можно положиться.

- Это те люди, - говорит Коваленко, - с которыми создавал и создал, собственно говоря, управление. Я их с удовольствием назову, это - Паша Казаков, Петр Максимович Кокин, Виктор Петрович Воросов, Галина Михайловна Бакулина, но разве всех перечислишь. Мне повезло, что рядом оказались натуры яркие, талантливые, где-то даже самобытные, уникальные, которые умели свои природные способности реализовать более, чем на сто процентов. Они были из разряда людей созидающих, творческих, не ординарных и с огромной работоспособностью.

У нас получилось так, что в тресте я был самым молодым, - с до­бродушным, теплым смешком говорит Борис Иванович, - самым моло­дым руководителем, управляющим трестом, остальные были людьми повзрослее меня... И так гармонично подобрался коллектив, оказался таким активным и стабильным, что в очень короткий срок, буквально в ближайшие годы, мы создали дополнительно к трем этим нашим уже имеющимся управлениям еще шесть новых, по всей Тюменской об­ласти.

Молодой энергичный управляющий стремительно расширяет зону влияния треста. Прекрасно понимая, что только профессионально подго­товленные кадры способны справиться с огромным объемом работ, кото­рый предстояло освоить, подбирает на руководящие должности классных специалистов. И вскоре, там, где был только участок, как в Сургуте, Ра­дужном или том же Мегионе, возникает управление. В Ноябрьске создает­ся вскоре участок, который по прошествии короткого времени тоже пере­растает в управление. В Нижневартовске, параллельно к существующему управлению, создается еще пуско-наладочное и управление производства технологической комплектации.

Чтобы обеспечить растущее производство всем необходимым, требовались свои производственные мощности. В Тобольске на базе завода, который выпускал в то время светильники, создается кабель­ное производство, которое вскоре обеспечило своей продукцией практически весь тюменский Север. Трест набирал силу, как бы обрастал мышцами - и вышел в один из лучших трестов главка, да и в целом, министерства.

- Последнее десятилетие двадцатого века было для нас звездным - мы неоднократно завоевывали все переходящие знамена Министер­ства, области, города, дважды были занесены на Доску почета ВДНХ. В центральной прессе о нас тоже довольно много писали и часто го­ворили, так что, вниманием нас не обделяли, мы были на виду, грех жаловаться, - говорит Коваленко.

На начало девяностых приходится и новое время. Начиналась но­вая страница в истории нашей страны. Огромное государство стало распадаться. Начали ломаться не только привычные границы и рамки, но и сам способ хозяйствования изменился. Преобразования коснулись буквально каждого: от человека до производства. Ломка была психоло­гической, моральной и экономической.

- Вскоре у нас в Главке и в Министерстве все поменялось, - продол­жает свой рассказ Борис Иванович. - Пришло новое руководство, ко­торое искало новые кадры. Мне поступает неожиданное предложение: руководитель Главка приглашает к себе заместителем... А я-то - всего четыре года проработал управляющим, и считал, что еще не дорос до этой должности, полагая, что не вредно еще поднакопить опыта. Через год он повторил свое предложение, и я согласился, приехал в Москву, стал работать первым заместителем начальника Главка...

- Да, с изменением объемов стала резко меняться жизнь, - я имею в виду не свою личную жизнь, а беру во внимание ситуацию того вре­мени, - уточняет Коваленко. - Вначале это был «Главэлектромонтаж», который объединял по сути дела - 21 трест, 20 заводов, три институ­та... и тут началась перестройка... И из этого могучего Главка, где ра­ботало порядка 80 тысячи человек, стали образовываться всевозмож­ные акционерные общества, каждые по своим местам. Одновременно произошла реформация и Министерства. Вначале оно превратилось в государственную корпорацию, а сегодня - это уже акционерное обще­ство «Спецмонтажстрой»...

Борис Иванович надолго замолкает, возвращаясь, видимо, к только что оставленным своим заботам, тихонько помешивает чай, разлитый по чашкам заботами друга школьных дней Николая Александровича Аборина, щурит свои в удивительной глубине и проницательности гла­за, слегка улыбаясь чему-то в себе.

О чем думал он, о чем болела душа его, если сумел выкроить время из жесткого графика и оставить государственной важности дела, и прилететь сюда, в Сибирь. Прилететь лишь только для того, чтобы побывать в своем родном селе Петропавловке на открытии пансионата ветеранов. Красивое, современное здание очень естественно вписа­лось в живописный сибирский уголок, и не просто украсило сельский пейзаж, а стало еще одной радостью и гордостью. Пожилые люди, от­давшие на благо отечества свои силы и здоровье, находят здесь приют и заботу. Для них старался Борис Иванович Коваленко, финансируя строительство этого чудо-пансионата, считая это дело естественным, само собою разумеющимся. И когда слышит в свой адрес особо вос­хищенные слова, как-то вдруг холодеет глазами, словно морщится от боли, деликатно останавливая:

- Да что особенного я сделал? Лишь то малое, что мог... Не все имеют возможность помогать, это первое, а если имеют возможность и не помогают, это уже плохо... И земля муромцевская живет не бла­годаря мне, она держится, прежде всего, благодаря людям, которые живут на этой земле, благодаря их трудолюбию. Спонсоры, такие, как я, делают что-то дополнительно. Основа-основ - это люди, не надо преувеличивать роль спонсоров в этих делах, тем более, мою роль. Если люди не работают и не хотят работать, то никакое спонсорство не сделает красивой их жизнь. Спонсору будет очень обидно, если он даст деньги, а люди просто возьмут их и проедят. Потому, откровенно говоря, на потребление я денег не даю, даю только на созидание - на строительство новых объектов, прежде всего социального назначения, как, например, на возведение пансионата для ветеранов войны и труда в Петропавловке.

Текут-проходят годы, полнятся удачами, радостями, и не только - всего бывает в жизни. Но в минуты иные начинает где-то возле серд­ца петь-стонать болью - воспоминанием струна какая-то особенная. Вспоминается детство, отчий дом, родители... и то, что теперь нет их на земле этой... И ощущается сиротство, которое не измеряется воз­растом. И в сединах человек сирота, понимая, что непостижим путь уходящих в вечность, уносящих огонек жизни за порог ее, оставляя на погосте всего лишь бренные останки... Так что же тянет человека на малую родину?

- Один раз в год я обязательно сюда приезжаю. - Голос Коваленко в грудной мягкости мелодичен и глубок. - Главное: чтобы посетить мо­гилы родителей и увидеть те места, которые запечатлены в моей памя­ти детством. Конечно же, чтобы повидаться со старыми друзьями. По моему глубокому убеждению, у каждого человека, почти у каждого, самым лучшим и светлым временем являются годы детства... Вы, на­верное, заметили, что с особой теплотой говорю о том моем времени - детство-то у нас было хорошее...

Борис Иванович возвращает себя в то время, когда были и жили на земле его самые родные и любимые люди, он как бы уходит из этого времени, оживляя память словами.

- Родители у меня были простые люди. Мама - Екатерина Лаврен­тьевна, работала поваром в детском доме, папа - Иван Иванович Ко­валенко. Он был завхозом в школе, а потом перешел работать ветери­наром. У него было дарование - лечить скотину. Потом его назначили заведующим ветеринарным пунктом. К сожалению, его не стало очень рано, в 1965 году. Я учился в девятом классе, когда он, в общем-то... Это было моим первым горем, моей большой потерей. Мама ушла из жизни значительно позже...

Судьба родителей Бориса Ивановича Коваленко была довольно тя­желой, можно сказать, типичной для поколения тридцатых. Екатерина и Иван только поженились, но не прожили и года, как в 1935-м году молодого супруга забрали, услали в Магадан. Так случилось, что когда обоз с зерном направлялся в Омск, а они, молодые сельские ребята его сопровождали, по дороге произошла пропажа мешка ржи. Кто и как повинен - украден ли был мешок, или по невнимательности на месте кладовщик ошибся - разбираться досконально никто не стал. Обвини­ли Ивана Коваленко, 22-летнего парня. И дали ему ни много, ни мало, а десять лет. Отсидел десять в Магаданской тюрьме, а потом еще три года был на поселении...

Через тринадцать лет домой вернулся не молодой парень, а настра­давшийся вволю и подорвавший свое здоровье тридцатипятилетний мужчина. Екатерина дождалась, не отвернулась, не забыла. А каково ей было все эти годы? Не гадая можно сказать, что тяжко. И физически тяжко, и психологически, ведь на эти годы выпала и Отечественная война.